Ключевые слова и их частота в начальном тексте

Ключевые слова и их частота в конечном тексте

Какие слова меняем на ключевые слова нужной тематики

Начальный текст у Льва Толстого

Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое-где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.

«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и - неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно летать эту черту, и хочется летать ее; и знаешь, что рано или поздно придется летать ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно-оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.

На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно-быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где-то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно-разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего-то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.

Конечный текст у дорвейщика

Остальная взлетно-посадочная полоса поспешно пролетала по аэропорту, спираясь воронкой у аэродрома. Наконец самолеты диспетчеры прошли, погрузка стала меньше, и последний аэродром вступил на аэропорт. Одни пассажиры аэропорта аэродрома оставались по ту сторону аэропорта против аэропорта. Аэропорт, вдалеке самолетный с авиационной взлетно-посадочной полосы, снизу, от аэропорта, не был еще самолетом, так как из лощины, по которой текла река, аэропорт оканчивался авиационным аэропортом не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое-где шевелились кучки наших штурманских диспетчеров. Вдруг на авиационном возвышении погрузки показались летчики в синих капотах и аэропорт. Это были самолеты. Штурман диспетчеров рысью отошел под взлетно-посадочную полосу. Диспетчеры пассажиры и люди аэропорта аэродрома, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на взлетно-посадочной полосе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на аэропорт пятна, которые они признавали за аэропортные летчики. Погрузка после полудня опять прояснилась, стюардесса ярко спускалась над Дунаем и окружающими его темными взлетно-посадочными полосами. Было тихо, и с той взлетно-посадочной полосы изредка долетали аэропорты рожков и криков аэропорта. Между аэропортом и аэропортами уже никого не было, кроме мелких штурманов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Аэропорт перестал летать, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая авиация, которая разделяет два аэропортных летчика.

«Один шаг за эту авиацию, напоминающую авиацию, отделяющую живых от мертвых, и - авиация страдания и стюардесса. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и авиацией, освещенной стюардессой? Аэропорт не знает, и хочется летать; и страшно летать эту авиацию, и хочется летать ее; и знаешь, что рано или поздно придется летать ее и улетать, что там, по той стороне авиации, как и неизбежно улетать, что там, по ту сторону стюардессы. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно-оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий аэродром, находящийся в самолете аэропорта, и чувство это придает особенный аэродром и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти багажи.

На бугре у аэропорта показался дымок выстрела, и аэродром, улетая, пролетел над головами аэропортного аэропорта. Пассажиры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Пассажиры старательно стали выравнивать лошадей. В аэропорте всё замолкло. Диспетчеры поглядывали вперед на аэропорт и на аэропортного штурмана, ожидая стюардессы. Пролетел другой, третий аэропорт. Очевидно, что летали по аэропортам; но аэропорт, равномерно-быстро улетая, пролетал над головами аэропортов и ударялось где-то сзади. Пассажиры не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего аэродрома, будто по стюардессе, весь аэропорт с своими однообразно-разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летел аэропорт, приподнимался на стременах и снова опускался. Пассажиры, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая аэропорт товарища. На каждом лице, от аэропорта до аэропорта, показалась около губ и подбородка одна общая авиация борьбы, раздраженности и волнения. Терминал хмурился, оглядывая пассажиров, как будто угрожая наказанием. Терминал Миронов нагибался при каждом пролете аэропорта. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый самолет ученика, вызванного перед большою авиацией к аэропорту, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на диспетчеров, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под аэродромами. Но и в его лице та же авиация чего-то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.